Строительный портал "bmarketingriobamba.com". Ремонт и строительство. Стройматериалы. Строительный каталог | Добавить ссылку | Добавить статью | Карта




Старинная русская усадьба. XVIII век

Старинная русская усадьба

Старинная русская усадьба. XVIII век

Кандидат искусствоведения Р. БАИБУРОВА.

Об особенностях русской усадьбы XVII века наш журнал рассказал в № 10 1992 года. В начале XVIII века в истории русской усадьбы происходит крутой вираж. Отныне все будет не так, как прежде. Но и потом, на протяжении XVIII столетия, усадьба тоже бурно изменяется, ускоренно и на свой лад наверстывая разрыв с Европой. К концу столетия уже европейцы будут восторгаться русской усадьбой и в особенности — замечательными, красивыми и удобными усадебными домами. Задумав рывком преодолеть столетия последовательной эволюции, Петр I неудержимо проводил свою реформу. Переделке подлежало все, в том числе и дворянская усадьба, и в первую очередь — городская.

 

“Быстрота, с какой Русские научиваются

и навыкают всякому (делу) не поддается описанию”.

(Записки Юста Юля, датского посланника

при Петре Великом. 1709—1711)

 

Петр не решился переиначивать древнюю столицу, видимо, осознавая, что далее ему это вряд ли под силу. Но он задумал строить новую — с каналами, крепостью, адмиралтейством, государственными коллегиями и т.д. В новой столице “всякой сенатор, министр или боярин должен [был] иметь дворец, иному пришлось выстроить и три, когда приказали”, — записал очевидец. Вдоль улиц и набережных нового города вставали дворянские усадьбы. Дом больше не прятался за забором. В зарождавшемся городе его ставили по красной линии улицы или набережной, так что встречи и проводы гостей происходили теперь на глазах у всех. Если гости прибывали по воде, то пристань перед домом служила “парадными воротами” в усадьбу. Прямоугольный усадебный участок вдавался в глубину квартала и обстраивался по периметру служебными сооружениями, которые вместе с господским домом образовывали внутренний двор (сюда попадали через ворота из проулка). “Дворцы — громадные каменные, с флигелями, кухнями и удобствами”, — так напишет о них другой очевидец, однако заметит: “Только они наскоро построены, так как при малейшем ветре валится черепица, должно быть худой материал, или построены зимою, так как здесь лето непродолжительно”. Возможно, причиной было и то и другое. Главное же, новые дома совсем не походили на старинные заветные хоромы. Каменные, а если и деревянные, то оштукатуренные под камень, они были теперь симметричными и строились под единой кровлей. Однако кровли все-таки остались привычно высокими. Видимо, так было практичнее: ведь снег на таких кровлях почти не задерживался. А Петр был очень практичен во всех своих начинаниях, что наложило особый отпечаток на петровскую эпоху. Открытость стала лейтмотивом нового образа жизни, а это диктовало свои правила и архитектуре. Если раньше столовую хоромину для гостей ставили в стороне от жилой части, то теперь зал — главное парадное помещение (он же столовая) — размещается в самом сердце дома. Он большой и занимает всю середину между двумя длинными фасадами. В зал обращены анфилады комнат. Кстати, зал и анфилады “прочитываются” снаружи, так что старое правило не было нарушено. Несколько комнат вместе с залом составляют парадную часть дома, другие — это “половины” хозяина, хозяйки, членов семьи. Хозяева не без удовольствия демонстрируют гостям свои владения. Гости смотрят, оценивают. Комнаты стали больше, окна тоже увеличились и вытянулись по вертикали. Шум экипажей, пешеходов, бой часов беспрепятственно проникают в дом. В комнатах появились панели, пилястры, модные китайские обои, на стенах — зеркала, карты, портреты. “Потом нас провели в залу, где должны были танцовать: она также была необыкновенно хороша, украшена разными любопытными картинами и притом очень велика”. Последнее означало, что “могут танцовать англез зараз пар десять или двенадцать”. О прежних встроенных лавках уже и забыли. Стулья, кресла, столы позволяли устроить праздничное застолье (а петровская эпоха была знаменита шумными праздниками с тостами под пушечную пальбу) или расчистить место для танцев, прежде немыслимых в русском парадном обиходе. А теперь — какая петровская ассамблея может обойтись без них! Пытаясь разъяснить своим согражданам смысл ассамблеи, петровский указ гласил, что “тут каждый может друг друга видеть и о всякой нужде переговорить, также слышать, что где делается, при том же и забава”. Забавой были музыка и танцы. Успехи на новом поприще бесспорны. Иностранный гость с изумлением отмечал: “Русская женщина... так изменилась... что теперь мало уступает немкам или француженкам в тонкости обращения и светскости, а иногда, в некоторых отношениях, даже имеет перед ними преимущество”. Однако это пока лишь в придворных кругах Петербурга. В Москве же дамы, “когда не танцуют — все сидят, как немые, и только смотрят друг на друга”. Запасы продуктов в городские усадьбы по-прежнему доставлялись обозами из загородных поместий и хранились в погребах, ледниках, кладовых, которые вместе с конюшнями, каретными сараями и иными хозяйственными постройками составляли, как и раньше, группу служебных строений. Но теперь, рационально спланированные, регулярные, они должны были составлять художественный ансамбль с главным домом. Сад, оранжерея были гордостью владельцев и предметом любопытства гостей. В ритуал визитов входил обязательный их осмотр. “... Недавно разведенный хозяином сад, очень красивый и имеющий много больших аллей... оранжерея невелика, но очень недурна”, — это уже оценка гостя. Десятилетнее правление Анны Иоанновны A730—1740) привнесло новые светские краски в усадебные дома и усадебный быт.

План Петербурга. Гравюра 1716 года (фрагмент).

В эпоху “веселой царицы” Елизаветы Петровны A741—1761) стремление наслаждаться земным бытием стало определять все, в том числе и новый характер усадебного дома. Ясно, что наспех выстроенные дворянские усадебные дома петровского времени через полтора-два десятилетия пришлось капитально перестраивать. Новые “домы увеличились, и вместо малого числа комнат уже по множеству стали иметь”, — свидетельствовал князь М. Щербатов, по старинному русскому обычаю описывая дом лишь изнутри. Увеличившись, дома и украсились по-новому: “стали домы сия обивать штофными и другими обоями, почитая неблагопристойным иметь комнату без обои; зеркал, которых сперва весьма мало было, уже во все комнаты и большие стали употреблять”. Об этом свидетельствуют и описи жилых домов 40-х годов. Пространство комнат, многократно отражаясь в зеркалах, утрачивало реальные очертания, смешивалось с наружным, разбивалось и множилось. В мебели тоже появились новшества: “Уже вместо сделанных из простого дерева мебелей стали не иные употребляться, как англинския, сделанные из красного дерева мегагеня”. Преобразились дома и снаружи. Они оставались симметричными, но пропорции их улучшились, а крыши стали ниже. Крыши теперь вообще предпочитали прятать за парапетами и фронтонами.

Петербург. Дом А. П. Голицыной (начало XVIII века).

Впрочем, стена тоже почти исчезала под рустованными лопатками, нишками, пилястрами, чередующимися с частыми оконными проемами в обрамлении пышных объемных наличников. И ко всему этому— скульптура, вазы, лепные композиции. Так что дома были очень нарядными. Новые веяния всерьез затронули наконец и старинную своевольную Москву. Она во всем подражала Петербургу, однако сохраняя при этом и свои особенности. Например, в Москве, конечно, усвоили новый тип застройки усадебного участка — с главным домом по красной линии улицы. Но чаще всетаки верх брала давняя привычка: дом оставался в глубине, к улице примыкали вспомогательные строения, так что внутри был привычный “передний” или “чистый” двор. Но теперь его открыли на всеобщее обозрение “прозрачным” забором и он превратился в парадный. Начало следующего этапа в эволюции русской усадьбы совпало с появлением на российском престоле Екатерины II (762—1796); потеснившей законного наследника — своего супруга Петра III. Новая императрица была сторонницей идей Просвещения. С этого времени откровенное наслаждение бытием уступает место попыткам его разумного устроения. Манифест Петра III (762) позволил дворянам, связанным при Петре I пожизненной военной службой, вернуться, наконец, в свои владения. К этому времени они уже многое повидали в столицах и за границей, — хотелось и свой собственный быт устроить на новый лад. Страна превращается в огромную стройку. Понятно, что перестраивая старые или создавая новые усадебные дома, их делали с залом в середине и анфиладами. И, конечно, разными способами старались раздвинуть истинные границы комнат.

Застройка Петербургской стороны: дома И. Зотова, И. Ржевского и Г. Головкина. Начало XVIII века.

В первую очередь — с помощью зеркал. Зеркала вошли в великую моду. Руководство по архитектуре учило: “Зеркала служат великолепным украшением зданий. Делают оные по глухим стенам, наподобие окон, которые через преломление лучей умножают предметы. В таком случае должно оные украшать сходственно с окнами”. Так и делали. А еще вешали зеркала в простенках. Так что стены вовсе исчезали, а пространство оказывалось необозримым. Таков, например, зал-галерея в подмосковном поместье Кусково. Практиковали и другой способ “растворить” поверхности, “разомкнуть” стены. Например, такой: “В зале была нарисована на стенах охота, в гостиной ландшафты, в кабинете... то же, в спальне... стены были расписаны боскетом; еще где-то драпировкой или спущенным завесом”. Плафоны нередко уподоблялись небесам. Светские балы, маскарады, обеды, ужины стали уже неотъемлемой частью жизни. А для этого нужен был дом просторный, особенно в городе. В иных домах парадная часть — теперь самая важная часть дома — занимала целый этаж, а жилые “половины” размещали в боковых крыльях или под них отводили специальный этаж. Но как еще, хотя бы иллюзорно, расширить парадную “половину”? Наверное, многие ощутили на себе, каким удивительным образом увеличивается пространство, когда оно таинственною анфиладою уходит в глубины дома. Этот прием и стали использовать.

Дворец Натальи Алексеевны (рисунок). Начало XVIII века.

Даже зал, стягивающий пространство в себя, отодвинули к противоположному фасаду, чтобы по всей длине дома разместить вереницу комнат, так завораживающе преобразующую реальность. Если же в конце анфилады установить зеркало, эффект получался просто фантастическим. Даже в небольших домах так создавалась иллюзия “бесконечного” пространства. “Так как в обоих концах этой анфилады стояли большие зеркала, то ...казалось, что комнатам нет конца”, — это впечатление мальчика, впервые попавшего в петербургский дом. Делали на анфиладной оси и окно, и тогда в анфиладный ряд включалась вся бескрайность за окнами. Но при подобном устройстве зал выпадал из этой замечательной иллюзорной бесконечности. К концу 70-х — началу 80-х годов оптимальное решение было найдено. Зал перенесли к торцу дома, так что он теперь замыкал парадную анфиладу с одной из ее сторон. Такая схема стала самой популярной. В наших типовых домах XX столетия нет и намека на пространственные художественные ансамбли. А современники той эпохи были очень чутки к пространственным эффектам и в отдельных помещениях и в их группах. Убедимся в этом на конкретном примере, одном из многих.

Дворцы Ягузкинского и Рагозинского, выходящие на Неву в районе Адмиралтейства 90-е годы XVIII века).

Перенесемся мысленно в самое начало 80-х годов XVIII столетия и представим себя в числе гостей, например, дома Гончарова на Яузской улице в Москве. Дом длинный, двухэтажный, середина его выше остального дома и увенчана фронтоном. По большим окнам во втором этаже мы сразу понимаем, что за ними — парадные комнаты. Во второй этаж молено подняться по парадной лестнице в левом дальнем углу дома (устройство его нетрудно представить, соединяя план и “профиль” дома). Далее путь пролегает через две “передние”, составившие небольшую боковую анфиладу (слева на плане). Минуя их, мы входим в главную анфиладу. Первое помещение здесь — гостиная около 33 м2 и по нынешним представлениям весьма высокая — 4, 3 м. Потолок в ней опирается на развитый, сильно вынесенный карниз. Мы вошли как раз напротив оконного простенка, занятого зеркалом, а в нем — продолжающееся иллюзорное Зазеркалье. В этой гостиной — своеобразный узел, в котором пересеклись две анфиладные перспективы, при этом главная раздвоилась, а та, по которой мы вошли, удвоилась. Выбираем левую и попадаем в следующую просторную, 65-метровую главную гостиную. Она более чем на полметра выше предыдущей. Гостиная вытянута вдоль анфилады, она как бы приглашает двигаться дальше в глубь дома. А дальше — парадная спальня. (Это отголосок французского парадного этикета — спальня должна была располагать к большей откровенности.) Ее ни с чем не спутать: в алькове, отделенном условной перегородкой, всегда стояла парадная кровать. В скромных, “малодостаточных” домах это могла быть действительно хозяйская спальня, но в более знатных — исключительно парадное помещение. В спальне Гончарова очень тонко обыграны пропорции, даже высота в ее частях разная.

Дом Гончарова на Яузской улице.

Фасад, план второго этажа.

Дальше мы попадаем то ли в небольшой античный храм, то ли в парковую беседку с колоннами, поддерживающими купол. Любопытно, что пропорции в этом помещении своеобразно “исправлены”, чтобы соотнести регулярное расположение окон на фасаде и в интерьере. Теперь нам предстоит обратное движение по главной анфиладе. Отсюда можно было бы увидеть всю ее 40-метровую длину, что само по себе немало. Но нам видится “бесконечное” пространство анфилады, так как в конце ее зеркало, соответствующее дверному проему. Уходящее на 40 метров в недра дома реальное пространство фантастически множится иллюзорными дверными проемами и таинственными, скрывавшимися за ними, “новыми” и “новыми” помещениями. Двигаясь по этому пути “без конца”, вновь минуя спальню, большую гостиную, первую гостиную, мы попадаем в миниатюрную комнату под куполом и с камином, в ней только одно окно. Еще несколько шагов и “сжавшееся” было в этой комнате анфиладное пространство вдруг “взрывается” в зале. Он огромный, грандиозный, около 120 м2, высота в верхней точке около 5, 7 метра! Большую часть его торцевой стены занимает тройное итальянское окно с колоннами в простенках и-два высоких по сторонам. На противоположной стороне на аналогичные колонны опираются хоры, на которых размещался не видимый в зале оркестр, а напротив боковых окон — двери в маленькие вспомогательные помещения. Изменяющаяся от помещения к помещению высота и разнообразные формы комнат, а тем более их художественные ансамбли были новостью по отношению к интерьеру середины века. Архитектура же в них легкая и точная, все пронизано гармонией: колоннам соразмерна тяжесть купола, карнизы без напряжения поддерживают потолки. Это как бы демонстрация — по аналогии с любимыми эпохой Просвещения законами природы — порядка, закономерности, но архитектурными средствами. Даже стены членят на панно.

Одна из анфиладных перспектив в доме-усадьбе Кусково.

Вместе с тем краски — еще яркие, сочные, цвет будоражит чувства, так что и отдельное помещение и их ансамбль получается динамичным, насыщенным и живописным. Не удивительно ли, каких высот достигли наши предки, еще несколько десятилетий назад только-только делавшие первые шаги на этой новой ниве. Но мы еще не все посмотрели из того, что показывали гостям. Через вторую“переднюю” перейдем в овальный зал с округлыми нишами по углам. Это столовая. Не случайно ее разместили в стороне от анфилад. Только в этом случае можно было сервировать столы и разбирать их, не беспокоя гостей. К тому же неподалеку служебная лестница вниз, а там и кухни. Для гостей и посетителей предназначалась парадная часть. Сюда выходили к ним хозяева и обитатели дома. А жило их в доме немало. “В каждом доме, смотря по состоянию, принималось на жительство некоторое число убогих девиц, преимущественно дворянок”. А кроме того, “считалось в то время несовместимым с дворянским достоинством ... приехав в Москву на короткий срок, останавливаться в гостиницах, которых поэтому и бывало немного, а не у родных и знакомых”. По сложившейся традиции жилые комнаты тоже располагали анфиладою. Понятно, что это было крайне неудобно. В 70-х годах в жилой этаж внедряется коридор, который позволил объединять комнаты в “апартаменты” из 3-х, 2-х или одной комнаты. В домах поскромнее, где специального жилого этажа не было, коридор делил парадную и жилую анфилады. И все-таки было тесно. Тогда придумали вот что. Высота комнат в жилой части быда заметно ниже, так как они были меньше, чем парадные. В результате под крышей возникали пустоты. Их стали застраивать небольшими невысокими комнатками, обращенными во двор, — антресолями. Поднимались туда по специальной лестнице, устроенной в коридоре. Обычно антресоли отдавали под детские комнаты, — шум “детских” был нежелателен внизу, да и детям наверху было покойнее.

Итак, меньше, чем за два десятилетия усадебные дома стали неузнаваемыми. Но они изменились и внешне. Впрочем, сначала они оставались такими же нарядными, как и их предшественники, но постепенно этот наряд становится сдержаннее. “Окна должны иметь наличники, чтобы не казаться дырами, — наставляло руководство к архитектуре, — простейший из них есть плоская рама с подоконьем внизу”. Так пышные, нарядные наличники превратились в “плоскую раму”. Серьезная трудность возникла, когда зал “переехал” к торцу дома. Ведь нужно было соединить фасад, который по всем законам должен был быть симметричным, с отнюдь не симметричным интерьером. Вначале попробовали вообще не подчеркивать центр на фасаде, но получилось маловыразительно.

Дом А.Т. Болотова (план). Реконструкция автора статьи.

И тогда от старой привычки просто отказались. Фасад превратился в не зависящий от внутреннего интерьера “футляр” и стал развиваться по своим законам. Период 60—70-х годов XVIII века принято считать ранним классицизмом. 80—90-е годы — это его зрелый этап. Усадебные дома отныне, как правило, только симметричные. Очень быстро пропорции домов становятся такими совершенными, что какие-либо дополнительные украшения стен кажутся порой просто противопоказанными. Архитектор Н. А. Львов прокомментирует это так: “... Украшение только то у места, которое вид надобности имеет, кружки, крючки и падинки на пропорциональном строении не более оное украшают, как парчовые заплатки на стройном гладком кафтане”.

Кусково. Грот. Зодчий Ф. Аргунов.

В середине дома выступает портик из колонн или пилястр, часто увенчанный фронтоном. Лаконичные лепные рельефы возможны только как деликатные художественные акценты. Вот только один пример: построенный в начале 90-х годов знаменитым М. Ф. Казаковым дом “вдовы статской советницы Катерины Ивановой дочери Казицкой на Тверской” в Москве.

Вид на Страстную площадь в Москве. Справа — дом Казицкой. построенный Казаковым. Акварель 1800—1802 года.

В нем, только переделанном, разместился позже “Елисеевский” магазин. На акварели Ф. Алексеева он запечатлен вскоре после окончания строительства. Вглядимся: трехэтажный дом стоит на красной линии улицы, а во двор въезжают через арку в середине нижнего яруса. Этот ярус “служит подножием и увеличивает красоту” расположенных над ним; он отделан рустом, что сообщает “подножию” надежность. Монументальный 6-колонный портик с фронтоном, объединяющий парадный (второй) и жилой (третий) этажи, возведен на мощный ризалит цоколя. Он придает зданию убедительную внушительность. Сильный центр уравновешивается боковыми выступами с балконами. Равновесие целого подхватывается равновесием частей. Гармония и благородство отличают дом вдовы Казицкой. И подобных сооружений русский классицизм знал немало. В 80—90-е годы усадебный дом продолжает изменяться и внутри. Парадная часть несколько сокращается. В последнее десятилетие XVIII века ее составляли: вестибюль, парадная лестница, аванзал перед главной анфиладой и она сама. А это зал, две-три гостиных, диванная, будуар (дамский кабинет). Спальню же все чаще используют по прямому назначению. “В модных домах появились будуары, диваны, и с ними начались истерики, мигрени, спазмы и т.д.”, — напишет обозреватель тех времен. Если была специальная парадная столовая, то с камином для очищения воздуха и в стороне от других парадных комнат. Так же — и кабинет хозяина. Былая игра — пересечение анфиладных перспектив, праздничное разнообразие помещений, увлечение колоннами, скруглениями, нишами, пластичными перекрытиями — уходит. Стена распрямляется, на нее опираются спокойные плоские потолки. Более редкие теперь окна не “ослабляют” стену и •выглядят как красиво задрапированные вставки в интерьер. Новая эстетика немедленно находит и практическое объяснение: “Многие окна уподобляют дом фонарю и вредят твердости. Зимою бывает в таких покоях холодно, а летом жарко”. Цвет тоже светлее, легче; он не самодовлеет, а гармонично участвует в создании совсем нового образа помещений. Еще так недавно красочные, жизнерадостные, выплескивавшиеся за пределы реальных границ комнаты обрели теперь покой, а вместе с тем величие. Зато жилые.комнаты распространились теперь повсюду, проникнув и в парадный и служебные этажи (это помимо специального жилого этажа и жилых флигелей). Апартаменты все более совершенствовались, а при появившихся отдельных входах часть их можно было даже сдавать внаем. В служебном этаже были кухни, кладовые, баня, помещения для прислуги. С небольшими дворянскими домами происходило то же, что и с дорогими барскими, только по-своему: жилая часть увеличивалась здесь за счет обживания парадной. Вот как напишет о своем новом доме А. Т. Болотов: “Несмотря на его мализну, были в нем все нужные в дворянских деревянных домах комнаты: были в нем лакейская, зала, гостиная, спальня, уборная, столовая, детская, девичья и для меня спокойный кабинет, а другой особый покоец и для моей тещи”. Увеличить жилую часть позволяли и мезонины. Небольшой дом с антресолями или мезонином станет типичным в начале следующего столетия, мы его знаем как ампирный особняк. В таких домах часто только зал сохранялся как помещение исключительно парадное. “Зала у небогатых людей имеет значение приемной, столовой и танцевальной. В этом случае площадь ее не может быть менее 7 или 8 кв.саж.”, ¦*— это цитата из архитектурного учебника уже XIX века. Уж сколько лет прошло, а и сейчас еще нередко большую комнату в квартире называют залом. Само собой разумеется, что во все времена в доме бывало множество вещей. И хотя даже без них в XVIII столетии комнаты были очень выразительными, но только с мебелью, люстрами и бра, живописью, драпировками, с различными мелочами, — только с ними интерьер обретал подлинную жизненность. До наших дней сохранилась лишь небольшая часть городских усадебных домов второй половины XVIII столетия. Они позволяют воочию прикоснуться к великой культуре русского классицизма этой поры. Не важно, относятся ли эти дома к раннему, зрелому или позднему его периоду. Всего двухили трехэтажные, они выглядят величественными' дворцами. В самом высоком смысле “породистость”, аристократизм, благородство выделяют их из городской застройки. Они свидетельствуют не только о высочайшем искусстве зодчих классицизма, но и о художественном уровне того общества, для которого эти зодчие творили. И еще несколько слов об усадьбе в городе. В Петербурге, где главные дома ставили по красной линии, получались “европейские” улицы со сплошной застройкой. В Москве же, где строили и так, и по старинке, оставляя главный дом в глубине, оказывалось пространственнее и вольготнее, в духе древнего города. Невысокие флигели соединялись с главным домом мягким плавным изгибом, они же обеспечивали постепенный ступенчатый переход к улице. Мягкость, плавность, некоторая лиричность вообще свойственны московским домам даже в тех случаях, когда они, казалось бы, строго следовали законам рационализма. Это весьма отличало старую столицу от новой — более строгой, сдержанной, теоретически выверенной, в восприятии некоторых холодной. Все, что сказано про усадьбу в городе, применимо и к усадьбе вне его. Но на природе все было просторнее, вольнее, живописнее. В первой половине середине XVIII века главный дом, партеры регулярного сада, садовые павильоны и другие строения жестко подчинялись главной оси усадебного ансамбля. Во второй половине столетия к клумбам и боскетам регулярного сада присоединился пейзажный парк маленькая модель мира-мечты — с задумчивыми аллеями, веселыми лужайками, видами-сюрпризами, далекими перспективами и множеством специальных садовых сооружений. Подлинным украшением усадеб стали пруды. В последние десятилетия XVIII века загородная усадьба со своей тихой красотой, живой и чистой природой, неспешным бытом и избранным кругом друзей стала особым интеллектуальнопоэтическим островком — миром усадебной культуры. Здесь можно было не только “правильно” и “полезно” проводить время. Неразрывные с этим чтение, музицирование, импровизации, домашний театр, беседы о назначении человека и гражданина стали той средой, в которой взрастали лучшие русские умы, заявившие о себе в следующем столетии. Но усадьбы были разными и по достатку их владельцев, и по художественным своим достоинствам, и по царившей в них атмосфере. Но во всех своих проявлениях русская дворянская усадьба — это страница русской истории, в известной степени авангард русской художественной культуры XVIII века. Многое из того, что было заложено в ней тогда, живо и поныне.

 
URL сайта: Старинная русская усадьба. XVIII век
Категории:
Оценка модератора: Нет
Переходов на сайт:505
Переходов с сайта:0

. | | | Отделочные материалы интернет смотрите на . | . | . |
 Рейтинг@Mail.ru